В начале 19 века французская академия вынесла. Историческая справа: Система образования во Франции в середине XIX века. Жизнь парижских улиц

Первым указ считать французский язык государственным на всей территории Франции написал король Франциск I в 1539 году. Но тот указ не был прямым руководством к действию, а всего лишь благим пожеланием. Французский язык ещё только предстояло создать будущим поколениям.

На чём же говорили люди населявшие территорию нынешней Франции во времена Франциска I и его первых приемников? В каждом регионе существовал свой отличных от других язык. Те языки условно можно разделить на две большие категории: северные или ойль-языки и южные или ок-языки. (Слова ойль и ок означают да). Со времён династии Капетингов слегка превалировали северные языки.

Языком межнационального общения в тогдашней Франции являлась латынь. Латинский использовался в церкви священнослужителями. На нём велось обучение в университетах. Он обеспечивал связь между народными языками. В последнем качестве латынь служила до конца 17 века, а в церкви и университетах применялась гораздо позже этого срока.

Работы над изобретением единого французского языка начались в первой половине 17 века. В 1635 году была основана Французская академия (не путать с Парижской академией наук). Как сообщает официальный сайт академии www.academie-francaise.fr с первых дней существования на неё была возложена миссия, цитирую: "создать французский язык, дать ему правила, сделать его чистым и понятным для всех".

Цели и задачи обозначил лично король Людовик XIII на встрече с учёными вошедшими в академию. Покровителем академии провозглашен кардинал Ришелье, а после его смерти - канцлер Сегье. Затем покровителями были Людовик XIV и все последующие короли, императоры, главы французского государства.

Вскоре группа товарищей: Малерб, Корнель, Паскаль, Расин, Мольер и другие, взялась за дело. За основу приняли парижский иль. Из обращения выводились все самые древние и самые популярные на тот момент слова. Работа шла долго и упорно. Наконец через почти 60 лет после начала в 1694 году на подпись королю был представлен словарь свежего, только испеченного французского языка. В последующем новые версии словаря издавались в 1718, 1740, 1762, 1798, 1835, 1878, 1932-1935 годах. Работа над девятой редакцией продолжается с 1992 года по сей день.

Французский язык внедрялся во Франции административными мерами, сперва под влиянием парижской королевской семьи. После Великой Французской революции началось сильное угнетение народных языков. Законодательно запрещалось их изучение.Общий французский представлялся ключевым фактором формирования единой французской нации.

Запрет, да и то формально, был снят только в 1982 году, когда было позволено учить коренные языки в школах в качестве факультативов. Сейчас лишь менее 2 процентов французов в той или иной мере знакомы со своими исконными языками. Французы - Жаны родства не помнящие презрительно именуют их "патуа" (жаргон), даже не догадываясь, что на некоторых из тех языков, например оксиканском, создавались шедевры средневековой литературы. Большая чассть произведений была, конечно, уничтожена, но кое-что осталось.

Ныне французы оберегают свой суррогатный новодел. Знают, что без защиты французский не жилец. Теперь, чтобы в ввести в обиход новое слово требуется либо специальный парламентский закон, либо распоряжение правительства...

Жизнь парижских улиц

В первой половине XIX века парижская уличная жизнь была, насколько можно судить по нравоописательным очеркам того времени, пространством, куда выплескивались многие формы городской деятельности, которые нам привычнее представлять себе в помещении. Слово «выплескивались», кстати, можно понимать и в сугубо конкретном смысле: несмотря на все призывы городских властей выливать помои только в специально отведенных местах, парижанам зачастую было гораздо сподручнее выплескивать самые неприглядные жидкости прямо из окон на мостовую, по которой ради этой цели был проложен специальный сточный желоб (сначала он шел по середине улицы, потом его сместили к тротуарам, но прохожим от этого легче не стало).

О том, насколько все это раздражало тогдашних парижских жителей, можно судить, например, по фельетонам Дельфины де Жирарден. В ее книге «Парижские письма виконта де Лоне» Русский перевод Веры Мильчиной вышел в издательстве «НЛО» (М., 2009). есть очерк от 13 июля 1837 года, описывающий злоключения прохожего, которому не удается осуществить свою мечту и прогуляться по парижским улицам, потому что «нынче прогулка у нас превращается в сражение, а улица — в поле битвы; идти — значит сражаться». Это непосредственное описание уличных «бедствий», но существует и свидетельство от противного: в 1840 году республиканец Этьен Кабе выпустил утопический роман «Путешествие в Икарию», где изображена идеальная республика, в которой люди не знают ни голода, ни холода, ни угнетения. Так вот, в икарийских городах повествователя особенно восхищает то, что и тротуары, и мостовая всегда чистые, а вода, оставшаяся после уборки, стекает в специально устроенные люки; что на улице не видно ни мусора, ни лошадиного навоза; что для пешеходов устроены специальные переходы (порой подземные и наземные) и потому они не рискуют оказаться под колесами экипажей, и т. д. Совершенно очевидно, что в современном ему Париже Кабе всех этих удобств не видел.

«Нынче прогулка у нас превращается в сражение, а улица — в поле битвы; идти — значит сражаться»

На парижской улице выступали бродячие комедианты, там же шла мелкая торговля, ходили люди с рекламными афишами на спине (то, что сейчас называется «люди-бутерброды»), разносчики предлагали еду и питье, сидели «штопальщицы» — они чинили одежду, а лавку им заменяла большая бочка. Со временем это половодье уличной деятельности постепенно уменьшалось, и Бальзак, например, в начале 1840-х годов констатирует, что эта мелкая уличная торговля вытесняется другими, более централизованными и цивилизованными формами торговли — в больших магазинах. Но еще в 1855 году немецкий писатель Адольф Штар, чье свидетельство приводит в своей книге о Париже Вальтер Беньямин Walter Benjamin. The Arcades Project . Cambridge, London, 2002 . , с восторгом описывал, как парижане обжили большую выбоину посреди улицы и стали там торговать всяким мелким товаром.

Вытеснение торговли с улиц происходило и в другой, более деликатной сфере: проституток, которые расхаживали по улицам в традиционных для них районах, власти принуждали продавать свои услуги только в помещениях, а в 1830-е годы вообще постарались вытеснить их заведения на окраины.

Проституток, которые расхаживали по улицам, власти принуждали продавать свои услуги только в помещениях

Своеобразным мостом, соединяющим торговлю на открытом воздухе и в помещении, стали пассажи — крытые проходы между двумя параллельными улицами, специфически парижская форма градостроения, возникшая в самом начале XIX века и пережившая свой расцвет в 1820-е годы. Пассажи представляли собой ряды лавок, кафе и ресторанов и в этом смысле были настоящими улицами. Но при этом по ним даже в дождливую погоду можно было прогуливаться без всякого зонтика, рассматривая витрины с безделушками, эстампами и разным эффектным товаром.

В общем, самое интересное в Париже первой половины XIX века — это сочетание архаики (такой, как выливаемые на улицу помои или мелкая уличная торговля) со вполне современными формами «обслуживания населения». Пожалуй, эмблемой тут может служить фрагмент одного нравоописательного очерка Русский перевод очерка, сделанный С. Козиным, вошел в книгу «Французы, нарисованные ими самими» (М., 2014). , посвященного парижским молочницам. Автор, рассказав об обыкновенных двуногих молочницах (крестьянках, приносящих или привозящих в Париж молоко из ближайших пригородов), добавляет, что в столице появились и молочницы иного рода, четвероногие — козы и ослицы, разъезжающие в экипажах:

«Вот проносится роскошный экипаж, и вы устремляете любопытный взор к портьере в надежде поймать кокетливую улыбку юной красавицы, но видите лишь очередную валаамову ослицу, с важным и глупо-удивленным видом созерцающую деревья, дома и людей. На экипаже красуется надпись крупными буквами: «Очищенное молоко ослиц, вскормленных морковью».

Город как выставка мод

Париж первой половины XIX века (то есть до того, как префект Осман в середине века перестроил его и придал ему тот вид, который привычен нам сегодня) — это прежде всего город с очень четко выраженной структурой и разделением на разные районы с разным физическим обликом и, главное, разной репутацией. Современники часто писали об этом, подчеркивая, что порой для парижанина оказаться в чужом квартале — все равно что совершить путешествие к антиподам.

В некоторых местах город превращался в своего рода выставку — в первую очередь выставку последних мод. Прежде всего, это происходило в саду Тюильри и на бульваре Итальянцев. Здесь совершалось стихийное разделение на «актеров» и зрителей: одни прогуливались, другие сидели на стульях и рассматривали гуляющих, то есть тоже «гуляли», но весьма своеобразно, не вставая со стульев — английская путешественница леди Морган в книге «Франция» (1817) с изумлением отмечает, что прогулка на бульваре может принимать и такую форму. Разумеется, подобный способ экспонирования себя был принят только в определенных кварталах города, прежде всего на правобережных бульварах.

Были и другие кварталы, как бедные, так и богатые, где никому бы и в голову не пришло прохаживаться, демонстрируя модные наряды: на правом берегу Сены таким был «старорежимный» квартал Маре, на левом — студенческий Латинский квартал, грязный и бедный квартал Сен-Марсо и аристократическое чопорное Сен-Жерменское предместье.

Карнавал

Культура экспонирования самих себя и собственной элегантности в открытом городском пространстве была, конечно, по преимуществу культурой высших сословий. У простонародья были свои способы уличного времяпрепровождения: раз в год, во время карнавала, по улицам Парижа расхаживали толпы в карнавальных костюмах, водили огромного быка, которому давали какое-нибудь прозвище, заимствованное из модного романа (был, например, год, когда этого «жирного быка» звали Монте-Кристо).

В этих карнавальных забавах происходил такой любопытный феномен, как «опрощение» (разумеется, не внутреннее, а внешнее, на уровне костюма) представителей высших сословий. В конце 1830-х годов для этого был изобретен специальный костюм — по-французски débardeur. В первом значении это просто одежда грузчика, перетаскивавшего товары с плотов на берег: широкие панталоны и заправленная в них блуза. Но костюм этот оказался очень удобен для карнавала, причем это карнавальное время было единственным, когда панталоны имели право надевать на себя и дамы. В 1840 году замечательный рисовальщик Гаварни выпустил целую серию литографий под общим названием «Les Débardeurs», и этот костюм вошел в моду.

Город как подмостки

Для Парижа конца XVIII — начала XIX века особенно важным было разделение на пространство внутри окружавшей город крепостной стены — так называемой Стены откупщиков — и вне ее, за заставами. Стена была выстроена в 1780-е годы для решения совершенно определенной экономической задачи: чтобы удобнее было взимать налог на ввозимые в Париж еду и питье (octroi). Внутри стены продовольствие и алкоголь были дороже, за заставами — дешевле. Поэтому пространство за крепостной стеной было сугубо развлекательным: там строились кабаки, танцевальные залы, там проводило воскресные дни все небогатое население Парижа.

Но было в Париже, а точнее, за парижской крепостной стеной место, куда в один определенный момент года отправлялись отнюдь не только приказчики и гризетки, но и многие аристократы. Это Куртий — увеселительное место на северо-восточной окраине Парижа.

Квартал Куртий делился на две части: Нижний Куртий располагался у подножия высокого холма внутри города, а Верхний — на его вершине, за городской стеной. Верхний Куртий весь состоял из разнообразных кабаков. В последние три дня карнавала туда поднимались многочисленные представители золотой молодежи, напивались там вместе с простолюдинами, а потом, утром Пепельной среды (то есть в первый день Великого поста) в экстравагантных костюмах и живописных экипажах спускались из Верхнего Куртия в Нижний, разбрасывая по пути цветы и конфеты и выкрикивая непристойности. На это зрелище глазели толпы специально собравшихся зрителей, причем были далеко не в восторге от увиденного.

«Время от времени какой-нибудь человек в лохмотьях выходил из шпалеры, изрыгал нам в лицо поток ругательств, а потом осыпал нас мукой»

Этот спуск из Куртия весьма выразительно описан у Мюссе в «Исповеди сына века»:

«С вечера шел мелкий леденящий дождь; улицы превратились в лужи грязи. Экипажи с масками, сталкиваясь и задевая друг друга, двигались беспорядочной вереницей между двумя длинными шпалерами уродливых мужчин и женщин, стоявших на тротуарах. У мрачных зрителей, что стояли стеной, притаилась в покрасневших от вина глазах ненависть тигра. Выстроившись на целую милю в длину, все эти люди что-то ворчали сквозь зубы и, хотя колеса экипажей касались их груди, не отступали ни на шаг. Я стоял во весь рост на передней скамейке, верх у коляски был откинут. Время от времени какой-нибудь человек в лохмотьях выходил из шпалеры, изрыгал нам в лицо поток ругательств, а потом осыпал нас мукой. Вскоре в нас начали бросать комьями грязи, однако мы продолжали наш путь, направляясь к Иль‑д’Амур и прелестной роще Роменвиля, под сенью которой было подарено некогда столько нежных поцелуев. Один из наших друзей, сидевший на козлах, упал на мостовую и чуть не разбился насмерть. Толпа набросилась на него, чтобы уничтожить. Нам пришлось выскочить из экипажа и броситься к нему на помощь. Одному из трубачей, ехавших верхом впереди нас, швырнули в плечо булыжником: не хватило муки. Ни о чем подобном мне никогда не доводилось слышать. Я начинал познавать наш век и понимать, в какое время мы живем» Перевод Д. Лившиц и К. Ксаниной. .

В результате в ночь, предшествовавшую первому дню Великого поста, городское пространство на дороге из Верхнего Куртия в Нижний превращалось в своего рода сцену, на которой демонстрировали себя молодые парижские аристократы, в обычное время выбиравшие для прогулок совсем другие, куда более фешенебельные районы города.

Люди менее состоятельные платили за сдаваемые внаем стулья и рассматривали едущих

Другое парижское пространство, которое в определенный момент года превращалось в своего рода подмостки для представления (впрочем, несравненно более пристойного), — это Елисейские Поля; по ним пролегала дорога в Булонский лес, а дальше — в Лоншан, куда раз в год, на Страстной неделе, отправлялись модные и богатые парижане. Лоншанское гулянье доставляло удовольствие не только тем, кто ехал в Лоншан, но и тем, кто на них любовался: каждый владелец экипажа старался сделать свое транспортное средство как можно более роскошным и элегантным, а люди менее состоятельные платили за сдаваемые внаем стулья и рассматривали едущих.

Здесь надо пояснить, что Елисейские Поля в это время еще отнюдь не были той городской артерией, застроенной высокими домами и богатыми магазинами, какими привыкли их видеть мы; это была, в сущности, парковая зона, где устраивались ярмарочные забавы для простолюдинов: лазанье за призом по гладкому шесту, стрельба в цель, демонстрация дрессированных животных.
Лоншанское гулянье было для простых посетителей Елисейских Полей еще одной забавой — но более возвышенной и элегантной.

Демократизация

Все главные городские парижские нововведения первой половины XIX века способствовали демократизации городского существования, хотя, разумеется, сознательно такой цели никто перед собой не ставил. Первое такое нововведение — это рестораны вместо старинных трактиров или табльдотов. С одной стороны, ресторан, конечно, поощрял «индивидуализм» едоков. В трактире или за табльдотом у посетителя не было выбора — он ел то блюдо, которое в данный день приготовили на хозяйской кухне. Ресторан, во-первых, ввел в употребление «карту» (la carte), или, как принято ее называть в русской традиции, меню. Ресторанный способ обслуживания позволил посетителю выбирать из нескольких закусок, нескольких основных блюд и нескольких десертов (любопытно, что такая форма общественного питания изумляла не только русских офицеров в 1814 году, но и французских провинциалов в начале 1830-х годов). Во-вторых, ресторан заменил еду за одним общим столом питанием за отдельными столиками. Это — по части индивидуализма. Но при этом уже в 1820-е годы в Париже работали рестораны, где одновременно обедали больше сотни человек, и очень приличный обед с вином стоил 2 франка — против 25 в роскошном ресторане.

В экипажах незнакомые люди соединялись в одном омнибусном пространстве и ехали каждый, куда ему требовалось

Вторая новинка, способствовавшая демократизации городской жизни, — это появившиеся в 1828 году омнибусы, а за ними — целый ряд транспортных средств того же типа, которые отправляли на улицы Парижа другие компании с другими названиями. Это были экипажи, рассчитанные не на четырех человек, как старые фиакры (подобие наших такси), а на шестнадцать или даже двадцать человек. В этих экипажах незнакомые люди соединялись в одном омнибусном пространстве и ехали — гораздо дешевле, чем в фиакре, не говоря уже о собственном экипаже, — каждый, куда ему требовалось (разумеется, в пределах того маршрута, по которому курсировал данный омнибус).

И наконец, третий важнейший процесс, происходивший в Париже в это время, — это новый способ возникновения «звезд». Его можно продемонстрировать на примере такого тогдашнего понятия, как «львы». Вообще-то возникло это понятие впервые в Англии в 1820-е годы, а то и раньше, но, так сказать, всеевропейскую известность оно приобрело благодаря тому, что вошло в моду во Франции в самом конце 1830-х годов. В это время слово «лев» могло пониматься двояко: в широком и в узком смысле слова. Лев в широком смысле слова — фигура вполне привычная; в разные эпохи его называли петиметром, щеголем или денди. Это как раз тот, кто любит экспонировать себя и свои ультрамодные туалеты на бульварах и в театре. А вот лев в узком смысле слова — это явление гораздо более интересное. Этот не тот, кто хочет, чтобы на него смотрели, а тот, на кого все хотят смотреть. Сейчас бы сказали, что это тот, кто создает информационный повод: спортсмен, установивший рекорд, альпинист, покоривший высокий пик, писатель, написавший прославленный роман. По остроумному выражению уже упоминавшейся Дельфины де Жирарден, которая как раз и отстаивала это второе, узкое понимание слова «лев», в представлении с участием диких зверей «львом» будет не лев и не тигр, а дрессировщик. Так вот, этот способ завоевания известности — не только и не столько происхождением, сколько какими-то свершениями и достижениями — постепенно укоренялся в Париже и вытеснял прежние формы завоевания славы. Это тот процесс, конечную стадию которого можно видеть в мире, описанном Прустом: повествователь мечтает попасть в мир родовитых Германтов, но Сван — отнюдь не аристократ — уже давно там принят и востребован не благодаря происхождению, а благодаря собственному интеллекту. Светская жизнь трансформируется: теперь больше шансов вызвать интерес не только у широкой публики, но и у завсегдатаев светских гостиных имеет не красавец-щеголь, а журналист, литератор, композитор — но при условии, что он является законодателем мод. 

В рамках года «Франции в России », этой публикацией мы открываем новый раздел на нашем сайте: «Россия и Франция. История ». Данная статья «Французы » вошла в 20-ти томную Энциклопедию «Три века Санкт-Петербурга » и посвящена французам в России, их деятельности, быту, а также влиянию французской культуры и языка на российскую культуру и жизнь граждан нашей страны в 18-19 веках.

Кажется, что это было не в нашей стране и не с нами, но могло быть в наше время, если бы не 17-ый год…

Конечно, российское общество 18-19 веков откровенно «молилось» на Францию, впитывая и все хорошее, и не очень. Но французы уж точно в этом не виноваты.

И, возможно, сейчас настало благоприятное время для новой интеграции французской культуры в русскую, но на совершенно другом уровне.

Давайте вспомним то, что, наверное, мы никогда не знали…

Французы

Французская слобода на Васильевском Острове была образована французскими мастеровыми еще в 1710-х.

Французские архитекторы, художники, инженеры и ремесленники: резчики, столяры, литейщики, фонтанные мастера, чеканщики, ткачи и позолотчики - внесли большой вклад в строительство и украшение города. Французский ботаник доктор медицины Де - Шизо, посетивший Санкт-Петербург в 1726 году, отмечал, что Васильевский Остров - «как бы квартал французов по их прибытии в Петербург».

К середине XVIII века в основном население французской колонии представляли ремесленники, ювелиры, художники, врачи, повара и парикмахеры. Большинство из них были католики, молились они в католическом костеле на Невском проспекте. Вскоре после основания города в Санкт-Петербурге появились французские священники-иезуиты, но в 1719 были изгнаны. Несколько меньшую часть французской колонии составляли гугеноты, многие из них приехали в Санкт-Петербург в начале XVIII века, в годы активных гонений на гугенотов во Франции. В Санкт-Петербурге их община создала Французскую кальвинистскую церковь на Большой Конюшенной улице (архитектор Ю. Фельтен, Ю. Дютель); вплоть до закрытия ее в начале 1930-х в ней хранились стул и молитвенник Петра I.

С воцарением Екатерины II в России и особенно в Санкт-Петербурге культурная жизнь основывается на идеях деятелей французского Просвещения. На петербургское общество оказали заметное влияние многочисленные французские учителя и гувернеры, которых принимали на службу в казенные учебные заведения и в частные дома. Французский язык в XVIII - начале XX века преподавался во всех средних учебных заведениях, а в частных домах обязательным стало присутствие француза-гувернера или гувернантки. Он стал языком межнационального общения жителей столицы, а знание его - обязательным для каждого культурного дворянина. В Императорской Академии Наук большинство периодических изданий выпускалось на французском языке.

В конце XVIII - начале XIX века вновь появились иезуиты, которые служили в приходе святой Екатерины и содержали лучшую петербургскую школу того времени - Иезуитскую Коллегию и Благородный пансион на Екатерининском канале (канал Грибоедова); в 1810 проповедником храма был иезуит Буве, а Бони - профессор пансиона. В 1815 они вторично были высланы из Российской империи. Впоследствии в костеле служили французские монахи-доминиканцы, с конца XVIII века они занимались просветительской, и миссионерской деятельностью, основывали приюты и школы.

После Французской революции 1789-1794 годов в Санкт-Петербурге появились эмигранты- аристократы: потомственные военные семьи де Ливрон, д"Анжу, де Сукатон, Жерве, затем служившие России более ста лет. В Санкт-Петербурге в 1793 году жил (Большая Морская ул., 52) гр. Карл д"Артуа, будущий французский король Карл X. Посланник Франции в Константинополе, писатель и историк граф М.-Г. де Шуазель-Гуффье предпочел в 1791 уехать в Россию, где стал президентом Академии Художеств. Он вернулся во Францию в 1802, но его сын, женатый на Вахметевой, остался в России, и их потомки жили затем в России.

По указу Екатерины II от 8 февраля 1793 года в связи с объявлением Франции республикой ее дипломатические и торговые отношения с Россией были разорваны. Въезд французов в Россию разрешили только по рекомендациям наследников Бурбонов. Французы, жившие в России, присягнули в отречении от революционного режима. Из 900 французов, живших в Санкт-Петербурге, в июне 1793 года приняли присягу 786 человек: 112 купцов, 97 учителей, 94 военных, 68 чел. прислуги, 171 ремесленник. Среди мастеров-ремесленников - 38 поваров, 30 парикмахеров, 26 часовщиков и ювелиров, 12 портных и модисток. Распространенными среди петербургских французов профессиями были бронзовщики и антиквары. В 1790-х впервые был основан французский магазин, где продавались шелк, галантерея, парфюмерия. Появились французские парикмахерские (ранее французы-куафёры парикмахерских не содержали, жили заказами), мастерские портных и модисток, которые изменили облик петербургских дам и кавалеров в соответствии с принципами французской моды. Повара и кондитеры основали новые для Санкт-Петербурга заведения -рестораны и кухмистерские. Работая в частных домах, французы-повара и кондитеры оказали огромное влияние на русскую национальную кухню.
Французская колония в Санкт-Петербурге никогда не была значительной, по числу обитателей, но оказывала влияние не только на политику, но в основном на культуру, искусство, образование и быт. Ведь многие французы «служили в домах» - были гувернерами, поварами, врачами, камеристками и камердинерами, они оказали большое влияние на формирование петербургского «образа жизни», придав ему черты французского уклада, и ввели в обиходный лексикон многие разговорные французские термины. Французский путешественник Т. Фабер, посетивший Санкт-Петербург в 1811 году, писал: «Юный русский дворянин говорит вам о Париже так, как если бы он там родился... его анекдоты и шутки вывезены из Парижа, он пересыпает свою речь строками из Буало и Вольтера, его цитаты и сравнения заимствованы из французской словесности».

Рис. Католический храм на Невском пр., О.-Р. де Монферран

Павел I получил вполне «профранцузское» воспитание, побывал под именем графом Северного в 1782 во Франции, где восхищался замком Шантийи и всем французским обществом. При императорском Дворе служили воспитатель библиотекарь Лафермьер (1737-1796), в семейном квартете Павла принимал участие арфист Ж.-Б. Кардон. Многочисленные портреты представителей русской аристократии и членов императорской фамилии создала Э. Л. Виже-Лебрён, которая писала: «Парижские актеры охотно меняют Париж только на Петербург, и Россия есть единственная страна, которая оттуда умеет сманивать великие таланты». Виды Санкт-Петербурга и его окрестностей на рубеже XVIII-XIX вв. рисовали М. Ф. Дамам-Демартре и Ж.- Б. де ла Траверс. Плафоны Михайловского замка, Гатчинского и Зимнего дворцов написал профессор Академии Художеств Г.-Ф. Дуайен (1726-1806), воспитавший поколение русских живописцев: его учениками в Академии Художеств были О. Кипренский, В. Тропинин, А. Варнек. Миниатюрист Ж.-А. Беннер оставил портреты дочерей Павла I.

Павел I позволил А. Г. Козицкой выйти замуж за (графа?) Жана (Ивана) де Лаваль, учителя 1-го кадетского корпуса. В перестроенном Ж. Тома де Тойоном особняке Лавалей на Английской набережной, 4, собирался один из известнейших петербургских салонов. Здесь в 1812 году гостила мадам де Сталь, бывали и читали свои произведения А. С. Пушкин, Н. М. Карамзин и др. Лаваль служил в Министерстве иностранных дел и в Главном управлении народных училищ, издавал «Journal de St.-Petersbourg», выходивший с 1801 году. Его дочь Е. И. Лаваль (княгиня Трубецкая) стала первой из жен «декабристов», которая уехала за мужем в Сибирь, за ней последовали П. Гебль и другие - из 12 «декабристок» - 4 француженки.

Павел I сначала возглавил анти-французскую коалицию и отправил Суворова в Итальянский поход, но затем заключил союз с Наполеоном Бонапартом. В начале XIX века, в период наполеоновских войн после провозглашения Наполеона императором, в России Александра I делалось резкое разграничение между «бонапартистами», которых в обществе не принимали, за исключением аристократа посла А. О. Л. де Колекура, и роялистами, которые нашли свое место в столичном русском аристократическом круге.

Французы-роялисты принимались на русскую военную службу, как герцог («дюк») А. Э. Д. де Ришелье, который в числе первых прибыл в Россию и сражался против турок (1790 году), генерал-адъютант маркиз А.-Э.-Ш. де Сен-При, участвовавшие в освоении Новороссии и порта Одесса. Он и его брат Э.-Л.-М. и Ф.-Э. де Сен-При в начале революции эмигрировали вместе с отцом, Франсуа-Эммануэлем (старшим), и перешли в русскую службу. При Павле I отец сын Ф.-Э. де Сен-При сначала пользовались высочайшим расположением, но вскоре отец должен был удалить ся из России, а сыновья уволены от службы. Французский маршал Ж.-В. М (1763-1813), вначале поддерживавший Наполеона Бонапарта, но затем ставший противником его диктатуры и эмигрировавший в США, в 1813 году по приглашению Александра I стал советником при штабе союзных армий и погиб в Дрезденском сражении; прах его был захоронен в петербургском костеле Святой Екатерины.

Ж.-Ф. Прево де Сузак, маркиз де Траверсе в 1811-1828 годах был морским министром и членом Государственного совета, сыновья его также служили России. В память о де Траверсе, не желавшем водить флот из прибрежных вод Финского залива, Невская губа приобрел название «Маркизова лужа». В верности роялистов Александр I был настолько уверен, что назначил графа А. де Рошешуар своим флигель-адъютантом затем - комендантом Парижа.

рис. В центре сидит глава семейства Леонтий (Луи Жюль) Бенуа - повар-кондитер

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

Заведующий музеем-библиотекой Адмиралтейства граф К. де Местр и его брат, философ и публицист, посланник короля Сардинии граф Ж.-М. де Местр оказали значительное цивилизационное влияние на столичную жизнь. Они создали католический кружок совместно с императорским библиотекарем кавалером д"Огар и статс-дамой русского Двора эмигранткой принцессой де Тарант. Вошедшие в этот кружок русские дамы - В. П. Головина, С. П. Свечина - приняли католичество и в 1810-х надолго уехали из России. Мн. русские аристократы затем связали свое имя с Францией: князь И. Голицын, женатый на певице Лоран, графиня Головкина, вышедшая замуж за герцога де Ноайль, графиня С. Ростопчина, ставшая детской писательницей под именем графини де Сегюр. Позже Жеребцова вышла замуж за графа де Пире, Паткуль женился на маркизе де Траверсе, княгиня Шаховская стала графиней Полье, 3. И. Юсупова - маркизой де Шово, графиня А. К. Воронцова-Дашкова вышла замуж за барона де Пойли, А. А. Оленина вышла замуж за сына графа Ланжерона, гусарского офицера д"Андро, который родился в Бресте и умер в Невьере, и так далее. Еще в 1780 году А. Бибикова вышла замуж за «Ивана» Рибопьера, учителя Александра I, затем ее внучка - за Б. де Симона, А. П. Демидов был женат на Матильде Бонапарт, и т. д.

Велико значение французов в архитектуре и строительстве Санкт-Петербурга. В соответствии с принципами французского классицизма 1790-х изменился в начале XIX века облик Санкт-Петербурга, где работали такие получившие образование во Франции архитекторы, как Ф. И. Волков, А. Д. Захаров, которые, как и Н. А. Львов и многие другие русские зодчие конца XVIII века, были последователями французской архитекторской школы К. Леду; наиболее полно ее выразил французский эмигрант-роялист Ж. Тома де Томон, создавший самый главный и совершенный в Санкт-Петербурге ансамбль Стрелки Васильевского Острова. Ансамбли Парижа навели Александра I на мысль оформить центр столицы комплексами зданий высших государственных учреждений. После Отечественной войны городские заставы начали украшать триумфальными воротами, подобными парижским. В 1820-1830-х годах работали архитекторы братья Шарлемань (сыновья худ. Ж.-Б. Боде), П. Жако, построивший здания Дворянского собрания, и другие. Крупнейший кафедральный Исаакиевский собор столицы возведен по проекту О.-Р. де Монферрана, в его оформлении участвовали член Французского института скульптор Ф. Лемер, сделавший барельефы для северных и восточных фронтонов Исаакиевского собора, и исторический живописец Ш. Штейбен, написавший некоторые образа.

Французская техническая школа с начала XVIII века была самой передовой в Европе, и инженеры-французы принесли в Санкт-Петербург новейшие достижения технической мысли. В начале XIX века из Франции в Санкт-Петербург приехали П. Д. Базен, Г. Ф. Ламе, Б. П. Э. Клапейрон, М. Г. Дестрем и другие, а также получивший образование во Франции испанец А. А. Бетанкур, потомок француза-первооткрывателя Канарских островов. В 1809 году был открыт Институт Корпуса инженеров путей сообщения, ставший престижным учебным заведением, в котором почти все специальные предметы читались по-французски. Несколько лет в институте преподавал арх. Ж. Томаде Томон. Профессор, в 1824-1834 годах ректор института П.-Д. Базен вместе с соотечественниками Б. П. Э. Клапейроном и Л. Л. Карбоньером создавал Обводный канал, разработал около 30 проектов мостов, спроектировал купол Измайловского собора взамен поврежденного ураганом, руководил строительством зданий Сената и Синода, разработал пять проектов защиты города от наводнений, в числе которых проект дамбы от Ораниенбаума до Лисьего Носа. Инженер Г. Ламе сделал расчеты для Александровской колонны, при строительстве которой Монферран применил утонение диаметра с основания, а не с традиционно принятой 1/3 высоты; Г. Ламе и В. П. Э. Клапейрон выполнили расчеты металлических ферм купола Исаакиевского собора. Инженер-генерал М. Г. Дестрем проектировал форты Кронштадта и железной дороги Санкт-Петербург-Москва. В петербургской архитектуре с 1880-х годов часто использовались лестницы французской системы «Жоли».

В начале XIX века Франция купила для посольства особняк на Дворцовой набережной, 26. Уже в 1809 году здесь жил посол «императорский и королевский» герцог Виченский, а со стороны Миллионной ул. - генеральный консул Лесепс. Затем послами были: в 1826 году- граф де Сен-При, в 1828 году- герцог де Мортемар, в 1830 году- барон Бургоэн. В середине 1830-х годов, после низложения Бурбонов, в Санкт-Петербург приехала новая группа эмигрантов-роялистов, встреченная петербургским обществом уже менее тепло. Послом был барон А.-Г.-П.-Б. де Барант, секретарем посольства - Лагрене, высланный за женитьбу на фрейлине Дубянской, а потом д"Аршиак, известный как секундант кавалергарда Ж. Дантеса на его дуэли с Пушкиным. Посол П. де Барант присутствовал на отпевании А. С. Пушкина.

Рис Исаакиевский собор. Худ. Ф. Бенуа. Сер. XIX в.

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

Французы продолжали занимать важное место в образовании, науке и искусствах. В 1806 в Санкт-Петербург приехал основатель парижской школы для слепых В. Гаюи (1745-1822), вызванный Александром I в Россию для основания института, подобного парижскому. Институт на 15 слепых детей был открыт в Санкт-Петербурге в 1807 году, в нем обучали чтению, письму, музыке и пению, типографскому делу, плетению корзин, стульев, деланию сеток, филейным работам (девочки). Деятельность Гаюи встретила большие препятствия как со стороны его сотрудников, так и со стороны многих лиц, находивших существование института излишним, т. к., по их словам, слепых в России нет. Гаюи выехал из России в 1817 году. В 1819 году институт был передан из Министерства народного просвещения в ведение Человеколюбивого общества. В книжном деле были особенно известна книжная лавка француза Беллизара, позже - Мелье, и художественный магазин А. Прево, находившиеся в доме 20 по Невскому проспекту, издательство Плюшара. Франко-швейцарец А. Ф. Девриен в 1872 основал на Васильевском Острове одно из самых популярных издательств, специализировавшееся на энциклопедической и научно-популярной литературе биол. тематики. Ж. Жакотте, Ф. В. Перро создали литографии петербургских видов середине XIX века, а Ш. К. Башелье - большую панораму левого берега Невы. Баталист О. Берне был одним из любимейших живописцев Николая I, он запечатлел в 1844 году известнейшую конную «царскосельскую карусель», где изображена вся семья императора. Француженка Латур в 1820 году держала оптические панорамы - «Театр света» (Невский пр., 15 / Б. Морская ул., 14) и «Панорамы Парижа в 1814» (Б. Морская ул., участок д. 16). Одним из главных «увеселителей города» был устроитель маскарадов и концертов Лион. В 1840-х большой успех имели представления кукольного театра Лемольта на углу Б. Морской ул. и Кирпичного пер. Среди известных педагогов французского языка - воспитательница цесаревны Марии Александровны де Грансе. Ф. внесли вклад в становление различных спортивных дисциплин: среди преподавателей Кадетского корпуса учитель гимнастики Деронд и в 1820-1840 годах - преподаватель фехтования де Гризье, прототип героя романа А. Дюма-отца. Приглашенный преподавать в Училище правоведения Э. Лусталло способствовал развитию бокса, фехтования, плавания.

Императорский театр постоянно имел французскую труппу, которая пополнялась гастролерами. Французская императорская труппа имела особенно большое значение в жизни столицы. Она первенствовала среди иностранных трупп.

Большую роль сыграли французы-балетмейстеры в создании русского балета. Свои таланты проявляли французские танцовщики Дюпор, Вестрис; балетмейстеры Перро, Дидло, Петипа. В 1859-1869 годах балетмейстером придворной труппы в Санкт-Петербурге был Ш. В. М. А. Сен-Леон. Два крупнейших балетмейстера - Ш. Дидло и М. Петипа - остались в России до конца своих дней.

Для городской застройки середины XIX - начала XX века характерно постоянное обращение к «французским» историческим стилям. Распространены стили Генриха IV, Людовика XIV, рококо Людовика XV; декор фасадов деталями французского классицизма Людовика XVI в 1870-х годов стал наиболее популярным в застройке целых кварталов доходных домов. В различных формах историзма строили в 1840-1870-х годах архитектор Ф. Б. де Симон, Е. И. Ферри де Пиньи, Э. И. Жибер, Ю. О. Дютель и другие, менее известные, как М. О. Ладан, О. И. Тибо-Бриньоль, А. А. Пуаро, Е. Ф. Паскаль, В. В. Николя, Н. Ф. Монтандр, Э. П. Де-клерон, Ю. Ю. Мерсио, П. А. Дютиль, Н. А. Курвуазье (Корвоазье). Троицкий мост, при закладке которого присутствовал президент Франции Ф. Фор, строился по проекту Ж. Эффеля французской фирмой «Батиньоль» под рук. Ж. Ж. Ландау (Ландо); архитектурное оформление создали Р. Патуйар и В. Шаброль. Оставшиеся после строительства моста блоки гранита были пожертвованы фирмой для костела Notre Dame de France Французского посольства (Ковенский пер., 6), возведенного в духе романского стиля Франции по проекту Л. Н. Бенуа и М. М. Перетятковича в 1908-1909 годах на пожертвования верующих.

Важную роль в жизни города сыграли художественные династии «русских французов» - Шарлемани, Бе-нуа-Лансере, графа де Рошфор (Роше-фор), графа Сюзор. Исключительна роль многочисленного семейства Бенуа, потомков французского кондитера при дворе Павла I Л.-Ж. Бенуа, - архитекторов, художников, искусствоведов - в создании Санкт-Петербурга и «образа Петербурга». Николай и Леонтий Бенуа были архитекторами императорского Двора, создателями архитектурных школ, Альбер Бенуа - основателем «Императорского общества акварелистов», Александр Н. Бенуа - одним из создателей «Мира искусства» и «Русских сезонов в Париже». Бенуа, имевшие собственный дом на Никольской ул. (ул. Глинки), 15, получили русское дворянство, причем в их герб была введена французская лилия, и этот герб виден на фасаде дома Л. Бенуа (5-я линия В. О., 20). Бенуа породнилась с потомками пленного французского офицера Лансере, оставшегося в России после кампании 1812 года; Е. А. Лансере был известным скульптором, а его потомки - архитекторами и художниками. На протяжении десятилетий в Санкт-Петербурге работали архитекторы отец и сын граф Н. де Рошфор (Рошефор; 1846-1905) и граф К. Н. де Рошфор (1875-1961); построенный Рошфором-старшим при участии его сына императорский дворец в Беловежской пуще был первым зданием в стиле модерн в России, а оформленные ими интерьеры дворца великой княгини Ксении Александровны - первыми интерьерами в стиле модерн в Санкт-Петербурге Граф Ю. Сюзор был видным педагогом и литератором, издателем журнала «Русский курьер» (на французском языке), его сын граф П. Ю. Сюзор был одним из крупнейших архитекторов Санкт-Петербурга второй половины XIX - начала XX веков.

Рис Костел франц. посольства. Совр. Фото, Посольство Франции на Французской наб. Фото кон. XIX в.

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

Значительная часть работ Николая и Леонтия Бенуа, Н. де Рошфора и П. Сюзора выполнена во французских стилях. В доме П. Ю. Сюзора на 1-й линии Васильевского Острова, 52, был основан музей «Старого Петербурга», в числе его основателей был Александр Бенуа. Сын П. Ю. Сюзора Г. П. Сюзор, выпускник Училища правоведения, был одним из создателей Правоведского музея и автором трудов по истории училища. Первой женщиной - профессиональным скульптором в Санкт-Петербурге была Ф. М. Диллон, скульптурами ее работы украшены петербургские особняки.

Французы на русской службе основали несколько потомственных военных семей, например, в Санкт-Петербурге в 1914 году только в семье де Ливрон было семь действующих генералов и офицеров. Семейство де Сукатон представлял генерал Ж. де Сукатон. Несколько генералов русской армии произошли из семейств Лемуан, ле Дантю и ле Флер. Служили на военном поприще представители семьи де ла Гарди; Б. Делагарди в 1850-х годах был командиром Кавалергардского полка. Многочисленное семейство Безак дало Санкт-Петербургу военных, чиновников, владелицу модного ателье и др.; дом для Безаков в 1900-х годах выстроил архитектор Н. Е. Лансере. Моряками и чиновниками были потомки известного адмирала д"Анжу. Мадам д"Анжу была последней настоятельницей Санкт-Петербургского Вдовьего дома. Несколько представителей семьи Шателен служили на флоте, а М. А. Шателен преподавал в Электротехническом и Политехническом институтах; петербургскими инженерами и военными были члены семей Шарпантье, Лалош и Де Колонг. Петербургские гвардейцы покупали лучшее оружие в магазинах Ж. М. Лардере и Лежена.

По переписи населения 10 дек. 1869, франц. подданных в Санкт-Петербурге:
Число лиц Детей до 7 лет Грамотных старше 7 лет
муж. жен. всего муж. жен. всего муж. жен. всего
1021 1178 2199 103 96 199 902 1056 1958

Переписи XIX веке определяли национальную принадлежность по ответу на вопрос «родной язык», но для многих семей, живших в России с XVIII - начала XIX века, русский язык уже стал родным языком. Франкоговорящих иностранцев было больше, чем подданных Франции, т. к. на французском языке говорила часть швейцарцев, бельгийцев и др.

С 1870 по 1900 число французов в Санкт-Петербурге изменялось незначительно: увеличившись с 3,1 до 3,7 тыс. чел., причем относительно общего прироста населения, их количество уменьшилось с 0,5 до 0,2%. К началу XX века в Санкт-Петербурге жили 808 мужчин и 1616 женщин, подданных Франции. Из них в Санкт-Петербурге родились всего четверть, 765 человек приехали в Санкт-Петербург в 1890-х годах и 373 объявили о своем временном проживании здесь. Большинство (2175) французов были грамотными. В 1910, когда число иностранных подданных в Санкт-Петербурге составлял 22 901 чел., Французов было 2683 чел., или 11,7% иностранцев и 0,13% населения города.

Среди петербургских французов было некоторое количество бедняков, в основном - ремесленники или престарелые учителя, потерявшие трудоспособность. Сами они поступали в богадельни, а их дети, получив начальное или неполное среднее образование, - в мелкие служители, официанты, лакеи или в ученики ремесленников. Среди петербургских портных и парикмахеров трудно отличить настоящих французов от поляков и русских.

В некоторых кварталах концентрация французов доходила до 45%. Это район 13-14-й линий Васильевского Острова, где располагались Французская больница святой Марии Магдалины (Сент-Мадлен), приют для гувернанток-француженок и Общество взаимопомощи французских граждан, проживавших в Санкт-Петербурге, которое было основано в 1817 для оказания помощи соотечественникам после наполеоновских войн; традиционно его возглавляли супруги послов.

Французская больница святой Марии Магдалины (14-я линия Васильевского Острова, 59-61) была устроена в 1884 года в двухэтажном каменном доме на 60 кроватей и 17 родильниц. Из французов-врачей в Санкт-Петербурге на 1860-1880 года известны Б. Ледерле, де Бурго Клаве и А. Дельмас. В честь визита президента Ф. Фора в день взятия Бастилии в 1897 рядом был заложен больничный комплекс с сиротским приютом. Его открыли в 1901 году, назвав в честь президента Э. Лубе, который посещал больницу в 1902 и 1905. За ее строительство архитектор П. Ю. Сюзор получил орден Почетного легиона. При больнице освятили костел Святого Викентия Паулинского, здесь служил патер острова Маку. Убежище-приют для гувернанток-француженок на 67 человек (13-я линия В. О., 52) было устроено французким благотворительным обществом, купившим в 1880 году участок; в 1890 году слева был построен одноэтажный больничный флигель с мансардой. Председателем общества в начале XX века был Г. Жонес-Спонвиль.

рис сотрудники франц. посольства

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

Члены Общества взаимопомощи французских граждан, проживавших в Санкт-Петербурге (Миллионная ул., 25), пользовались бесплатной врачебной помощью и аптекой. Если болезнь члена общества длилась более пяти дней, мужчина получал помощь в сумме 1 руб. в день, женщина - 50 коп. в день. После 25 лет участия, но не ранее 60 лет назначалась пенсия. Оплачивались все расходы по похоронам. Членский взнос мужчин - от 12 руб. в год, женщин - от 7 руб. 20 коп. в год. Председателем был А. В. д"Онто, казначеем - А. Шамбо.

Общество и контора для гувернанток-француженок «Elise Prevost» располагалась в Манежном пер., 6.
Более 100 лет издавалась «ежедневная, политическая, литературная, коммерческая» газ. «Journal de St. Petersbourg» (Б. Морская ул., 4), хотя в начале XX века издателем стал И. В. Ерофеев. Раз в две недели выходил журнал «Revue contemporaine» (Офицерская ул., 6), издавала его Н. А. Воейкова.

Французы значительно влияли на деятельность католической общины при построенном по проекту Ж.-Б. Баллен-Деламота в 1762-1783 годах храме Святой Екатерины на Невском пр., 32-34, который был центром приходской жизни петербургских французов-католиков. На 1885 год более 2200 прихожан храма Св. Екатерины были французами, для которых назначался специально викарий-«куратор» А.-Э. Лягранж из Парижа. Среди служителей храма в конце XIX - начале XX века капеллан И. Лабок, кюре A. Легран. Начальницами женской католической школы в XIX веке чаще назначали француженок, несмотря на то что большинство учениц были полячками.

Образовательное и благотворительное направления деятельности общины заключались в помощи беднякам, в бесплатном содержании учащихся в мужских и женских гимназиях, в пансионе, начальных и ремесленных школах для девочек и мальчиков. Среди учреждений - два приюта для мальчиков на Кирилловской ул., 19, которые в 1885-1897 годах опекал ректор Духовной академии в Санкт-Петербурге епископ Ф. Симон.

Священник-августинец отец П. Борен в 1903 преподавал французский язык в Римско-Католической Духовной академии (1-я линия B.О., 52), эту должность также занимали И. Жерар, отец И. Буд_и П. Е. Неве. В 1912-1913 годах в Духовной академии также работал ученый-музыковед и собиратель древних рукописей отец И. Тибо.

В начале XX века доминиканец отец Амудрю служил в храме Божией Матери французского посольства (Ковенский пер., 7). В июле 1907 года восьми монахиням францисканской общины «Семьи Марии» из Франции разрешили въехать в Санкт-Петербург и открыть мастерскую для обучения девочек шитью. В 1908 году в общине служил отец Р. д"Орильяк. В приюте и госпитале Французского благотворительного общества (13-я линия В. О.) работали до 20 монахинь «св. Иосифа из Шамбери» и еще шесть монахинь - в приюте «Доброго Пастыря». В Шувалове (Екатерининская ул., ныне ул. Корякова, 10) они основали общину во главе с М. Бозе (Боде?).

Значительное было французское влияние на коммерческую жизнь Санкт-Петербурга. В 1800-х годах французы (Д. Гобет, Дефарж, Барош, Баман, целое семейство Жансон и мн. др.) занимались портовой и биржевой маклерской деятельностью, А. Дюкло и Л. Дюфо содержали модные и шляпные магазины, Булери, Буно и др. имели кофейные и шоколадные «дома». В 1830-х Ф. Боасоне, Н. Ги-шар держали купеческие конторы, Герен и др. торговали привозной косметикой. А. Ларош-Лопиталь и Делапорт производили и продавали часы, серебряные и бронзовые изделия, де Миттенер имел ювелирную мастерскую, французы содержали все лучшие шелковые и модные лавки, портновские мастерские и парикмахерские (например, Лангле, «волосяной» мастер). Французы всегда держали первенство в виноторговле, наиболее популярными магазинами вин в конце XIX века были Cave Bordelaise, склад вин «Товарищество Депре» и более полувека - Г. Лепен, державший погреб «Рауль и К°» на Исаакиевской площади в доме Мятлева. Имя кондитера Ландрина надолго сохранилось в названии разноцветных леденцов, так же как в названии папирос - имя производителя Лаферма.

Рис Франц. посол М. Палеолог. Фото нач. XX в.

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

В конце XIX века в Санкт-Петербурге начала развиваться русско-французская финансовая система, которой явно способствовало обилие вояжей петербуржцев во Францию, где некоторые из них обзавелись недвижимостью. В 1879 году в Санкт-Петербурге открылось отделение крупнейшего банка - Лионский кредит (Невский пр., 18), затем оно расположилось в здании «ПассаЖа». В 1912 году для банка был выстроен специальный дом на Невском пр., 12. В 1880 году на Невском пр., 1, был основан Частный французский коммерческий банк, председатель Совета банка в начале XX века был граф О. д"Омерсон. А в д. 42 на Невском пр. открылся в 1870-х годах Русско-французского коммерческий банк. К 1917 году из всех действовавших в Санкт-Петербурге иностранных банков 55% было французских.

В царствование Александра III дипломатические отношения России и Франции, пошатнувшиеся в период Второй империи Наполеона III, стали очень тесными, возобновились военные связи, в 1890-1892 годах по проекту французской фирмы «Жакоб Гольц» инженер Канэ консультировал Путиловский завод при постройке башен для военных судов. Чертежи легкой полевой пушки Военное министерство купило у французской фирмы «Шнейдер-Крезо». Изобретенные в России винтовки системы С. И. Мосина первоначально (1890-е годы) изготавливались в Шательро во Франции.

Событием в жизни города стал визит французской эскадры под командованием адмирала Жерве (июль 1891 года), при котором Александр III впервые отдавал честь французскому гимну Третьей республики - революционной «Марсельезе». В августе того же года в Париже была подписана конвенция, скрепившая русско-французский союз. В царствование Николая II в Санкт-Петербурге регулярно приезжали президент Франции: в 1897 году- Ф. Фор, в 1902 году- Э. Лубэ, в 1908 году- А. Фалльер, в 1914 году- Р. Пуанкаре (он приезжал еще в 1912 году, в качестве премьер-министра).

В конце XIX века посольство Франции купило особняк Пашковых на Гагаринской набережной, 10, которую в честь приездов президентов Ф. Фора в 1898 году и Э. Лубэ в 1902 году 13 июня 1902 года переименовали во Французскую (в 1918 переименовали в честь француза-революционера в набережную Жореса, в 1945 году - в честь победителя наполеоновской Франции - набережную Кутузова). В 1913 послом был Луи-Жорж, секретарем посольства - граф К. Шамбрен, военный атташе - полковник де Лагиш. Особенно торжественно здесь отмечали приезд Р. Пуанкаре накануне войны, в июле 1914 года, когда послом Франции был Делькассе; его супруга, урожденная де Кастелан, устраивала здесь пышные приемы. В годы Первой мировой войны послом был М. Палеолог, имевший тесные связи с русским Двором и обществом.

Преподавание французского языка в Санкт-Петербурге расширялось. В начале XX века преподавательниц языка обучали почти в 20 учебных заведениях. На Ново-Исаакиевской ул. (современное название - ул. Якубовича), 14, в 1910 открылась франц. гимназия Капронье с католической капеллой. В 1907 году в Санкт-Петербурге появилось отделение общества Alliance francaise («Альянс Франсэз») (существовало до 1919 года), в 1911 году при нем открылись курсы французского языка. В 1911-1919 годах в центре столицы (Гороховая ул., 13) действовал Французский институт, его директором был Л. П. Рео, инспектором - Г. Е. де Воге. На Большом проспекте Петроградской Стороны, 17, работали «Французские вечерние курсы Быховской». Курсы французского языка для детей и взрослых содержали: Дюгоне, Дюселье (Николаевская ул., 4), де Маре (Невский пр., 57). Чаще устраивали «Женские французские курсы», например, Галкиной на Загородном пр., 64, Луизы Бутуру в Новом пер., 6. Важным было обучение детей, поэтому «Французские детские сады» были устроены в Литейной части (Симеоновская ул., 5, Захарьевская ул., 3) и на Васильевском Острове (Средний пр., 33). Alliance franсaise и Французский институт устраивали публичные лекции, концерты, выступления литераторов. Организованная в январе-марте 1912 года Французским институтом при поддержке петербургского художественного журнала «Аполлон» выставка «Сто лет французского искусства: 1812-1912» (особняк кнгягини 3. Н. Юсуповой, Литейный пр., 42) была крупнейшей к тому времени выставкой французского искусства вне Франции; ее посетили 35 тыс. чел.

Рис Встреча през. Р. Пуанкаре и Николая II. Фото 1914

Внимание! Статья содержит несколько страниц!

Французская культура стала органичной частью петербургской культуры; население города, пестрое по национальному составу, образовало уникальное по менталитету и мироощущению единство.

Хоронили французов в начале XVIII века на Сампсониевском кладбище, затем - на Волковском и Смоленском. В середине XIX века на Выборгской стороне (Минеральная ул., 23) устроили католическое кладбище, где в 1856-1879 годах Н. Л. Бенуа выстроил костел, в крипте которого находились могилы и надгробия семьи Бенуа.

Санкт-Петербург посещали многие французы-путешественники, литераторы, дипломаты, описавшие город в своих путевых записках, мемуарах, дневниках. Рождение города описал путешественник де ла Мотре. Французский посол Бретейль оставил воспоминания об истории восшествия на престол Екатерины II, а посол граф Л.-Ф. де Сегюр - о времени расцвета ее царствования. В XIX веке о Санкт-Петербурге писали барон де Местр, Ж. де Сталь, прибывший на коронацию Николая I в 1826 году Ф. Ансело. В 1839 нелицеприятные воспоминания о николаевской России написал маркиз А. де Кюстин. В Санкт-Петербурге побывал O. де Бальзак, который встречался со своей будущей женой Э. Ганьской, но пробыл очень недолго (один месяц). Приезжал в Санкт-Петербург А. Дюма-отец, живший в доме Г. А. Кушелева-Безбородко и на его даче в Полюстрове, он описал Санкт-Петербург и свое пребывание в России. Журналист Л. Виардо (1800-1883), муж знаменитой певицы П. Виардо, в книге «Музеи Германии и России» описывал архитектуру Санкт-Петербурга, художественные собрания Зимнего и Таврического дворцов. Позже о Санкт-Петербурге много писал Т. Готье. Живой рассказ о Санкт-Петербурге 1860-1870-х годов оставила работавшая здесь в юности гувернанткой французская журналистка А. Флери, писавшая романы о русской жизни под псевдонимом Ан-ри Гревиль. Французский писатель Э.-М. де Вогюэ (1848-1910), служивший в течение семи лет секретарем французского посольства, опубликовал книги «Русский роман», несколько драм из русской истории, был избран иностранным членом-корреспондентом Императорской Академии Наук (1889); его дневники содержат множество наблюдений о жизни петербургского общества.

Лит.: Россия и Франция: XVIII-XX века. Вып. 1-4. М., 1995-2001; Ханковска Р. Храм св. Екатерины в Санкт-Петербурге. СПб., 2001.

ФРАНЦУЗСКАЯ АКАДЕМИЯ (Académie Française) –ведущее ученое общество во Франции, специализировавшееся в сфере французского языка и литературы. Существует с 17 в.

Французская Академия родилась из небольшого кружка литераторов, которые, начиная с 1629, собирались в доме писателя-любителя Валантена Конрара (1603–1675) и вели беседы на различные темы, главным образом об искусстве. В 1634 кардинал Ришелье решил создать на основе этого сугубо частного кружка официальный орган, ведающий вопросами языка и литературы. С 13 марта 1634, хотя Академия еще не была формально образована, его члены (чуть более тридцати человек) избрали своего директора (Ж.де Серизэ), канцлера (Ж.Демаре де Сен-Сорлен), пожизненного секретаря (В.Конрар) и начали протоколировать ход заседаний. 2 января 1635 Людовик XIII пожаловал патент на создание Академии.

В том же году был разработан и одобрен Ришелье устав Академии, который определил ее состав и порядок выборов. Членства в Академии удостаивались лица, вносящие вклад в прославление Франции. Количество академиков должно было быть постоянным; только в случае кончины одного из них на его место избирался новый член. Устав предусматривал исключение за предосудительные поступки, несовместимые с высоким званием академика. При избрании кандидату полагалось произносить речь, в которой предписывалось «чтить добродетель основателя», и хвала кардиналу долгое время оставалась непременной риторической частью их вступительного слова.

Во главе Академии стояли директор, председательствующий на собраниях, и канцлер, ведающий архивами и печатью; и тот, и другой избирались по жребию на двухмесячный срок. Секретарь Академии, в обязанности которого входили подготовительная работа и ведение протоколов, назначался по жребию пожизненно и получал фиксированное жалованье.

24 статья Устава 1635 формулировала главную задачу Академии – регулирование французского языка, общего и понятного для всех, который в равной мере использовался бы в литературной практике и в разговорной речи; с этой целью предполагалось создание Словаря , а также Риторики , Поэтики и Грамматики . Такая задача отвечала глубинной потребности французского общества: нация осознавала себя как единое целое в рамках единого государства, и язык должен был стать цементирующим основанием этого единства. Заслуга Ришелье в том, что он понял и реализовал эту потребность.

Первый период истории Французской Академии (до 1793 ). 10 июля 1637 Парижский парламент зарегистрировал королевский патент, и в тот же день состоялось первое официальное собрание Академии. К этому времени установился ее постоянный состав – «сорок бессмертных» (quarante immortels). Первую речь по случаю принятия в Академию произнес 3 сентября 1640 известный юрист Оливье Патрю (1604–1681), где в высоком стиле воздал должное не только Ришелье, но и своему предшественнику. Речь О.Патрю явилась образцом, которому с той поры следовали, за редким исключением, все поколения академиков. С 1671 заседания по приему новых членов стали публичными.

С самого начала своего существования Академия находилась под опекой государства. Ее первым официальным «главой и покровителем» был в 1635–1642 кардинал Ришелье; после его смерти протекторат перешел к канцлеру Пьеру Сегье (1642–1672). В марте 1672 Людовик XIV (1643–1715) сделал покровительство над Академией привилегией короля; после него это право осуществляли Людовик XV (1715–1774) и Людовик XVI (1774–1793).

До 1672 Академия не располагала собственным помещением. Заседания проводились в доме того или другого академика; с 1643 их постоянной резиденцией стал дом канцлера П.Сегье. В 1672 Людовик XIV отдал им один из залов Лувра, одновременно пожаловав 660 томов, составивших первый библиотечный фонд Академии.

Первым публичным актом «бессмертных» стала статья Мнение Французской Академии о Сиде (1637), трагикомедии П.Корнеля , имевшей огромный успех. Хотя отрицательная оценка Сиду , данная с подачи Ришелье, оказалась более, чем пристрастной, значение этого акта огромно – было положено начало литературно-критической традиции во Франции. Отныне многие писатели, и не только французские, обращались к Академии и за оценкой своих сочинений, и как к арбитру в литературных спорах.

Главным делом Академии стала подготовка Словаря . В 1637 руководство по его составлению возложили на Клода Фавра де Вожла (1585–1650); после его смерти оно перешло к Франсуа-Эд де Мезре (1610–1683); в работе над Словарем принимали участие Пьер Корнель (1606–1684), Жан де Лафонтен (1621–1693), Никола Буало-Депрео (1636–1711), Жан Расин (1639–1699). Сданный в набор в 1678, первый Словарь Французской Академии вышел в свет в 1694. Он включал 18 тыс. лексических единиц и отвечал главному принципу: компромиссу между прежней, этимологической, орфографией и орфографией, основанной на современном произношении. За первым изданием последовало второе (1718), третье (1740), четвертое (1762). Что касается Грамматики , Риторики и Поэтики , то эти проекты не были осуществлены.

Кроме составления Словаря , Академия взяла на себя функцию меценатства. В 1671 она учредила премию за красноречие и лучшее поэтическое произведение. В 1782 известный филантроп барон Ж.-Б.-А. де Монтийон установил премию за благородный поступок.

Членами Французской Академии в 17–18 вв. были не только крупнейшие писатели Франции, но и представители других профессий. В нее входили ученые и философы: естествоиспытатель Ж.-Л.де Бюффон (1707–1788), математик и философ Ж.-Л.д"Аламбер (1717–1783), философ-сенсуалист Э.де Кондильяк (1727–1794), математик и философ Ж.-А.-Н.Кондорсе (1743–1794), астроном Ж.-С.Байи (1736–1793) и др., а также государственные, военные и церковные деятели.

В 1663 Ж.-Б.Кольбер создал при Французской Академии так называемую Малую Академию из четырех членов «большой» академии, назначенных министром. Им было поручено составление надписей и девизов для памятников, возведенных Людовику XIV, и медалей, чеканившихся в его честь. Исчерпав эту область, академики занялись другой: разработкой легендарных сюжетов для королевских гобеленов. Возглавивший Малую Академию после смерти Кольбера М.Лувуа (1641–1691) расширил поле ее деятельности, пригласив в нее в 1683 Андре Фелибьена (1619–1695), хранителя музея древностей, и в 1685 Пьера Ренсана (1640–1689), хранителя Королевских медалей. В 1701, получив от Людовика XIV статус Академии надписей, Малая Академия превратилась в самостоятельное учреждение. В круг их забот входило изучение истории Франции, подготовка медалей в память о ее важнейших событиях, описание предметов прошлого из Кабинета короля; кроме того, велся поиск с обязательным комментированием всех древностей, находящихся на территории Франции. В 1716 по специальному эдикту этот орган получил имя «Академии надписей и литературы». С этого времени стали издаваться Мемуары Академии (1717), печатавшие исторические, археологические, лингвистическими и др. исследования.

Второй период деятельности Французской Академии (1795 по настоящее время ). В годы Французской революции декретом Конвента от 8 августа 1793 Французская Академия, а вместе с ней Академия надписей и литературы, Академия живописи и скульптуры (основана в 1648), Академия наук (основана в 1666), Академия архитектуры (основана в 1671), были распущены как королевские учреждения. 25 октября 1795 Директория восстановила их деятельность, но в новом статусе: теперь это был Французский Институт (L"Institut de France), состоящий из трех отделений: отделение физических и экономических наук, отделение литературы и изящных искусств (и то, и другое на базе распущенных) и вновь созданное отделение моральных и политических наук. 23 января 1803, в период консулата, произошла еще одна реорганизация – вместо трех отделений стало четыре (без секции моральных и политических наук, упраздненного Наполеоном): отделение французского языка и литературы, отделение наук, отделение истории и древней литературы и отделение изящных искусств. Французская Академия, таким образом, была восстановлена, хотя и под другим названием. Наполеон предоставил Французскому Институту дворец Мазарини (или Коллеж Четырех Наций), в котором он находится и поныне. В том же 1803 была учреждена специальная одежда для академиков – фрак с воротником и лацканами, расшитыми зелеными пальмовыми ветвями (habit vert), треуголка, плащ и шпага.

21 марта 1816 Людовик XVIII (1814–1824) вернул Французской Академии ее прежний титул, но она осталась составной частью Французского Института.

В 19 в. Академия находилась под покровительством царствующих особ: Наполеона I (1804–1814), Людовика XVIII, Карла X (1824–1830), Луи-Филиппа (1830–1848), Наполеона III (1852–1870), а с 1871 и по сей день – президентов Французской республики.

Французскую Академию двух последних веков украшали такие знаменитые имена, как писатели и поэты Ф.Р.де Шатобриан (1768–1848), А.де Ламартин (1790–1869), В.Гюго (1802–1885), П.Мериме (1803–1870), П.Валери (1871–1945), Ф.Мориак (1885–1970), А.Моруа (1885–1967) и многие другие; тем не менее, некоторым великим французам было отказано в этой чести: О.де Бальзаку (1799–1850), трижды пытавшемуся стать «бессмертным», Ш.Бодлеру (1821–1867), А.Дюма-отцу (1802–1870). В числе академиков – военные и государственные деятели: президенты Франции А.Тьер (1797–1877), Р.Пуанкаре (1860–1934) и В.Жискар д"Эстен (род. 1929), премьер-министры герцог А.-Э. де Ришелье (1766–1822), он же строитель Одессы, граф Л.-М.Моле (1781–1855), Ф.Гизо (1787–1874), Ж.Клемансо (1841–1929) и Э.Эррио (1872–1957), маршалы Ф.Фош (1851–1929), Ж.Жоффр (1852–1931), Ф.д"Эспре (1856–1942), А.Жюэн (1888–1967); священнослужители: кардинал Э.Тиссеран (1884–1972), президент Экуменического совета церквей пастор М.Бегнер (1881–1970), кардинал Ж.Грант (1872–1959); ученые: химик и биолог Л.Пастер (1822–1895), нобелевский лауреат физик Л.де Брольи (1892–1987), математик А.Пуанкаре (1854–1912) и т.д.

В 1980 двери Академии, наконец, открылись и для женщин. Первой женщиной-академиком стала в 1980 писательница М.Юрсенар (1903–1987). В настоящее время постоянным секретарем Академии также является женщина – историк Ж.де Ромийи (род. 1913).

Академия пережила две волны исключений по политическим мотивам. После Реставрации лишились звания академиков деятели Революции и Империи: Э.Ж.Сиейес (1748–1836), Ж.Гара (1749–1833), П.Л.Редерер (1754–1835), Ю.Маре (1763–1839), Люсьен Бонапарт (1775–1840), брат Наполеона, председатель Совета Пятисот, Ж.Ж.Камбасерес (1753–1824), бывший второй консул и архиканцлер Империи. Вторая волна последовала после Освобождения: за коллаборационизм были исключены глава режима Виши маршал Ф.Петен (1856–1951), министр просвещения Виши, писатель А.Боннар (1883–1968), руководитель Аксьон франсэз, писатель Ш.Моррас (1868–1952),

История Академии знала и протестные акты со стороны ее членов. Непримиримый роялист Ф.-Р.де Шатобриан , избранный в 1812, отказался произносить похвалу своему предшественнику – революционеру Ж.-М.Шенье (1764–1811) и представляться Наполеону I. Ту же непримиримость проявил легитимист А.Беррье (1790–1868), не пожелавший нанести визит Наполеону III. С другой стороны, демонстративный панегирик Наполеону III, которую его бывший премьер-министр Э.Олливье (1825–1913) включил в 1870 в свою речь, стал причиной того, что Академия на четыре года отложила его принятие. В 1871 Ф.-А.-Ф.Дюпанлу (1802–1878), епископ Орлеанский, покинул ее стены в знак протеста против избрания лексикографа Э.Литтре (1801–1881), создав тем самым прецедент добровольного выхода из высокого собрания. А.Франс (1844–1924), последовательный дрейфусар, прекратил посещать заседания Академии.

Французская академия продолжала (и продолжает) осуществлять свое главное предназначение – следить за развитием французского языка, фиксировать его состояние на каждый данный момент и утверждать языковую норму. Даже в самый сложный период своего существования ей удалось в 1798 выпустить в свет пятое издание академического Словаря . В 1835 вышло шестое его издание, в 1878 – седьмое, в 1932–1935 – восьмое. С каждым новым изданием увеличивался его объем. Восьмое содержало уже 35000 словарных знаков, т.е. в два раза больше, чем их было в первом Словаре 1694. Выходящее в настоящее время многотомное девятое издание насчитывает уже около 60 000 слов; такому лексикографическому взрыву язык обязан научной и технической терминологии, иностранным заимствованиям, новообразованиям в говорах франкоговорящих стран.

За время существования Французской Академии ее Устав, принятый в 1735, в своей основе оставался неизменным. Если в него и вносились поправки, то они касались преимущественно процедурных вопросов.

Академия заседает каждый четверг. В конце года проводится торжественное собрание, на котором оглашаются имена лауреатов академических премий.

Существенно изменились характер и масштабы меценатской деятельности Академии. Если при ее создании она присуждала лишь две премии, то ныне их число достигает ста сорока, из которых около семидесяти литературных (за лучший роман, новеллу, биографию, драму, очерк, поэтическое произведение, исторический труд, философское сочинение, художественно-критическое эссе и т.д.). В 1986 учреждена премия для авторов-франкофонов, в 1999 – для писателей из латиноамериканских стран. Кроме того, Академия вручает премии различные литературным и научным обществам, предоставляет стипендии учащимся и студентам, отмечает наградами особые акты мужества, а также осуществляет благотворительную функцию, оказывая помощь вдовам и многодетным семьям.

Евгения Кривушина

Литература:

Caput J.-P. L"Académie francaise . Paris, 1986
Ferrara G.G. I quaranta immortali: l"Académie francaise dalle origini alla Revoluzione. Roma, 1989
Hall H.G. Richelieu"s Desmarets and the century of Louis XIV. Oxford; New York, 1990
Gury Ch. Les académiciennes. Paris, 1996
Frey B. Die Académie francaise und ihre Stellung zu anderen Sprachpflegeinstitutionen. Bonn, 2000
Merlin-Kajman H. L"excentricité académique: littérature, instituition, société. Paris, 2001
Robitaille L.-B. Le Salon des immortels: une académie très francaise. Paris, 2002

Эта заметка предназначалась для газеты, которую в 1924 году Союз писателей решил выпустить к 125-летию со дня рождения А.С. Пушкина. Опубликована лишь в 1962 году.

(1)Сто двадцать пять лет очень немного на весах истинного искусства. (2)За такое короткое время можно, однако, успеть повернуться спиной к своему собственному восторгу и поставить над вчерашним днём подлинного искусства вопросительный знак.

(3)Мы призваны – согласились – и я в том числе – писать о гении. (4)Писать – значит судить. (5)Подлежит ли гений суду? (6)Возможна ли канцелярская бумага, посланная Александру Сергеевичу Пушкину с требованием немедленно пересмотреть «Бориса Годунова» и выкинуть из этой книги всё, что я не понимаю или с чем не согласен?

(7)Ответ ясен. (8)Итак, можно написать только, что дал он тебе и что ты взял от него и, пожалуй, ещё: сохранил ли до сего дня?

(9)Да, сохранил.

(10)Почему этот гений не страшен? (11)Без молний и громов, без режущего глаза блеска? (12)Когда я думаю о Пушкине, немедленно и отчётливо представляется мне та Россия, которую я люблю и знаю. (13)Я знаю его с той поры, как начал читать. (14)Лет семи, в гостях, я уединился с книгой Пушкина, прочёл «Руслана и Людмилу», и у меня до сего времени, несмотря на тот бессильный читательский возраст, остаётся ясное сознание, что я очень хорошо понимал всё, что читал у Пушкина в первый раз. (15)Путь воплощения строк в образы, а образов в подлинную действительность был краток, мгновенен и оставил сознание не чтения, а переживания.

(16)Так было и дальше. (17)Входя в книги Пушкина, я переживал всё, что было написано в них, с простотой летнего дня и со всей сложностью человеческой души. (18)Так полно переложить в свои книги самого себя, так лукаво, с такой подкупающей, прелестной улыбкой заставить книгу обернуться Александром Сергеевичем мог только он один. (19)Я слышал, что где-то в воздухе одиноко бродит картинный вопрос: «Современен ли Пушкин?» (20)То есть: «Современна ли природа? (21)Страсть? (22)Чувства? (23)Любовь? (24)Современны ли люди вообще?» (25)Пусть ответят те, кто заведует отделом любопытных вопросов. (26)Теперь, когда «искусство» приняло форму футбольных мячей, перебрасываемых с задней мыслью, Пушкин представляется мне таким, как он стоит на памятнике и взглядом настоящего, большого, а потому и доброго человека смотрит на русский мир, задумывая поэтическое создание с трепетом и тоской при мысли, какой гигантский труд предстоит совершить ему, потому что нужно работать, работать и работать для того, чтобы хаотическая пыль непосредственного видения слеглась в ясный и великий пейзаж.

(27)А.С. Пушкин знал, что такое искусство.

(По А.С. Грину*)

* Александр Степанович Грин (1880–1932 гг.) – русский писатель, автор философско-психологических произведений с элементами фантастики. В числе самых известных его книг – «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».